Нарратив – от лат. narrare — рассказывать, повествовать – это изложение неких взаимосвязанных событий в виде последовательности слов и образов, формирующих некую целостную смысловую картину.
Под понятием смысловой картины подразумевается определённая последовательность смыслов, которая и формирует общую идею и оценку события с той или иной точки зрения, логики или системы ценностей. Фактически нарратив – это способ рассмотрения любого события под определённым углом зрения или через определённый идейно-смысловой фильтр, который и формирует конечную оценку.
Под эффект нарратива, как особого вида повествования с определённым смыслом и целью, может попадать практически любое историческое событие, имеющее смысловую глубину и социальную значимость. Например, историю крестной и мученической смерти Иисуса Христа также можно рассматривать в разных нарративах.
1. Как совершенно закономерное наказание высшим иудейским духовенством с целью сохранения устоев веры и традиции некого духовного «учителя-самозванца», который смущал своими поступками и проповедями простой народ, критиковал верховную власть, высшее духовенство и предрекал разрушение главной святыни Иудеи – Иерусалимского храма.
При таком нарративе «разрушителя», а точнее интерпретации событийного потока, возникает одна картина закономерностей и смыслов при которой Христос выглядит совершенно неуправляемым «дерзким смутьяном и самозванцем», который покушается на самое дорогое и святое для любой традиции – на устои существующей веры и государственности, как основы данной социальной культуры. С точки зрения социальной иерархии, стабильности и преемственности – это, вне сомнений, разрушительная и радикальная позиция, которую просто обязана пресекать любая власть по определению и в т.ч. с целью назидания от возможных радикальных проявлений, ибо это входит в обязанности любой власти. Таким образом, по данному нарративу Иисус Христос предстаёт в роли опасного «смутьяна» и «самозванца», которого совершенно закономерно предали суду и мученической смерти с точки зрения действующего в Иудее закона и религии.
Данный нарратив по существу утверждает безоговорочный приоритет существующего формального закона и системы традиционных религиозных ценностей. По этому нарративу Христос потерпел личную трагедию и был совершенно справедливо наказан верховной властью Иудеи.
Кстати, именно в таком нарративе Иисуса Христа и его миссию и рассматривал и рассматривает по сей день традиционный иудаизм.
2. Но ту же самую историю крестной и мученической смерти Иисуса Христа можно рассматривать в совершенно ином нарративе «Мессии и страдальца за Истину», который показывает его личность в ином свете подлинного «духовного учителя», ведомого самой Истиной (высшим умом) и Святым Духом. В этом контексте (нарративе) Христос обесценивает и разрушает существующие устои не с целью их полного уничтожения, а с целью их преображения и обновления в новом духовно-нравственном смысле и качестве.
При таком нарративе «спасителя», а точнее интерпретации событийного потока, возникает уже совершенно другая картина закономерностей и смыслов, при которой Христос выглядит уже не «дерзким самозванцем», а Мессией и посланником Истины, который от Имени Бога Отца силой Святого Духа утверждает высшую Истину через разрушение того, что устарело, отжило и должно быть неминуемо разрушено, как бы болезненно это ни было для верховной власти, народа и существующей культурной и религиозной традиции Иудеи.
Данный нарратив, а точнее система интерпретации смыслов, из опасного «смутьяна» и «самозванца» прямо противоположно возвышает личность Иисуса Христа до уровня бесстрашного и мужественного Подвижника, который утверждает высшую Истину ценой собственной жизни.
По этому нарративу Иисус Христос выступает уже в роли не «справедливо» наказываемого властью «разрушителя», а в роли утверждающего высшую Истину Спасителя народа, традиции и культуры, который своей мученической смертью и последующим Воскресением провозвещает «новые» смыслы (логосы), а также человеческие и духовные ценности.
По данному нарративу, лежащему в основе христианства, Иисус Христос является уже не побеждённым и наказанным, а победителем, который донёс высшее духовное послание до своего народа и дух которого не был сломлен никем и ничем.
Таким образом, именно нарратив или характер интерпретации одних и тех же событий задаёт им или одну или совершенно другую окраску в зависимости от предустановленного нарративом вектора и цели.
Чем отличаются два нарратива в одном из которых Иисус Христос – это “самозванец” и разрушитель традиции, а в другом Мессия и Спаситель ?
Они отличаются только уровнем осознания и понимания смысла и вытекающим из данного уровня вектором цели.
В одном случае уровень осознания события не возвышается над существующей действительностью и действующим законом. В другом случае уровень осознания события возвышается над реальностью и простирается до высоты Духа (Бога).
В одном случае (первом) вектор и цель нарратива – утвердить приоритет существующей власти, существующего закона и существующей религиозной традиции, как «высшей» и непогрешимой.
В другом случае (втором) вектор и цель нарратива – утвердить приоритет не существующей в Иудее, а реальной власти Бога в лице высшего Закона Божьего, как абсолютного.
Не сложно понять, что ключевую роль в эффекте нарратива (смыслообразующего повествования) играет интерпретация повествователя или умелое расставление акцентов, которое и задаёт характер, глубину и направленность любого исторического события.
В этом смысле нарратив в самом грубом приближении можно условно сравнить с «музыкальным ключом», который будучи поставленным перед нотным рядом, задаёт соответствующий ритм, темп и характер музыкального произведения.
Аналогично и нарратив, будучи использованным при изложении (повествовании) любого события, может окрашивать это событие в любые тона и смысловые окраски, делая совершенно нейтральное событие или «чёрным» или «белым».
Говоря об эффекте нарратива, нельзя обойти стороной специфики нарратива духовного, который состоит в том, что любое событие, рассматриваемое в данном контексте, как бы сразу обретает некий мистический и сверхъестественный характер, связанный с включением в смысловую картину высшей духовной силы (Духа), которая как бы стоит за кулисами события и в то же время осуществляет незримый контроль за происходящим.
Таким образом, духовный нарратив можно рассматривать в аспекте подключения к более низкому смысловому ряду некого высшего абстрактного смысла, который и соединяет воедино все предшествующие. В этом ключе духовный нарратив действует по принципу “кога”, как завершающего элемента в смысловой конструкции “когнитом”.
Проще говоря, духовный нарратив выступает в роли конечной смысловой структуры, которая и завершает всю мыслеформу или логос всего повествования, замыкая его не на материю (низшие смыслы), а на Бога (Дух), как высший смысл и Логос. В этой связи становится понятно то, что именно рассказчик (нарратор), как интерпретатор тех или иных событий и выступает в роли того, кто придаём им или более низкий рациональный или более возвышенный духовный смысл.
Парадокс эффекта нарратива состоит в том, что в зависимости от осознанности и духовности нарратора глубоко духовное событие может им быть интепретировано, как обычное (повседневное) и совершенно рядовое, а обычному и повседневному событию может быть придан глубоко духовный и абстрактный смысл.
Нет ли здесь элементов лукавства и произвола ? В известной мере есть, если не учитывать руководящей и направляющей роли Духа (Бога) и связи самого нарратора с Духом. Когда эта связь нарратора с Духом есть, тогда как бы сам Дух излагает смысл ( Логос) события посредством рассказчика. Пример тому – Четвероевангелие, написанное четырьмя разными авторами, пребывающими по сути в едином Духе.
Когда этой связи с Духом нет, тогда рассказчик (нарратор) силой своего ума и воображения сам вкладывает в описываемое событие те смыслы, которые он понимает и осознаёт.
Не сложно понять, что духовный нарратор будет осознавать и излагать одни смыслы, а бездуховный и более прагматичный будет излагать совершенно другие. В качестве примера такого изложения через призму соответствующего нарратива можно привести протестантскую Библию Томаса Джефферсона, известную как «Жизнь и нравственное учение Иисуса из Назарета» 1895 г.
Уникальность Библии Джефферсона в том, что это совершенно рациональное изложение Евангелия без духовных артефактов и каких-либо упоминаний о божественности и божественном происхождении Иисуса Христа. Проще говоря, все духовные артефакты, связанные со схождением Святого Духа, непорочным зачатием, преображением, воскресением и вознесением Христа в Библии Джефферсона просто отсутствуют, причём, по совершенно рациональным причинам – стремлении утвердить приоритет социальных принципов и отношений над духовными.
Это типичный пример использования рационального нарративав в истории США, поскольку таким же духом рационализма, как труд Джефферсона «Жизнь и нравственное учение Иисуса из Назарета», пропитана «Декларация независимости» от 4 июля 1776 г. и Конституция 1787 г. (Билль о правах).
Говоря об истории понятия, следует отметить, что сам термин нарратив был заимствован из историографии, где он был введён при разработке концепции «нарративной истории», рассматривающей исторические события как возникшие не в результате закономерных исторических процессов, а в контексте именно рассказа об этих событиях с их интерпретацией.
Нарратив может широко использовать фантазию и воображение рассказчика и тогда имеет место «нарративное воображение» или «нарративное фантазирование», которое в зависимости от системы ценностей рассказчика и совершенства его когнитивной сферы привносит в повествование или «тяжеловесную действительность» или «облегчённую абстракцию».
Именно эффектом нарратива объясняется абсолютное большинство исторических и религиозных искажений, привнесённых в те или иные события и творения, переписываемые со слов рассказчиков.
С точки зрения эффекта нарратива основной частью повествования, как моментом появления в нём фабулы (реальной сути, идеи, смысла, логоса и т.д.), является его завершение.
Рассказчик (нарратор) в первую очередь является носителем знания о финале события, и только благодаря этому качеству он принципиально отличается от другого субъекта рассказа, не имеющего этого знания и смысла.
Например, в соответствии со случившимся по дороге в Дамаск событием с апостолом Павлом, только он мог наверняка знать о случившемся и задавать ему тот или иной вектор, указывая лично на Христа или на Святой Дух.
«Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: – Савл, Савл! что ты гонишь Меня?
Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.» (Деян. 9; 3-5)
В данном повествовании откровению – «Я Иисус, Которого ты гонишь», могла иметь место альтернатива – «Я Дух (Бог), Которого ты гонишь» и это могло бы менять характер повествования с точки зрения восприятия смысла общения Савла со Святым Духом или лично со Христом. При этом только апостол Павел знал о том, что было в действительности по Дороге в Дамаск и какой смысл следовало вкладывать в имевшее место сверхъестественное и трансцендентное событие, которое трудно интерпретировать в рамках обычного «речевого диалога» человека и Духа, поскольку все духовные события протекают во внутреннем (мысленном) диалоге.
Таким образом, идея нарратива – это ключевая идея выстраивания того или иного смысла в любом повествовании. По существу именно «конец повествования» является тем фактором, который и придаёт той или иной хронологической последовательности событий кульминационную идею, которая и накладывает на всё повествование отпечаток цельности и законченности.
Феномен нарратива – это развиваемый навык, который связан с развитием воображения, фантазии и эмоциональностью. Наибольшей нарративностью отличаются дети в период развития воображения. Чем сильнее у человека воображение и эмоциональность, тем большей нарративностью будет отличаться любое его повествование или привнесение в реальную событийную картину личных моментов осознанного и бессознательного характера.
В данной связи многие религиозные тексты и повествования, передаваемые чаще неофитами и воцерковляющимися людьми, пребывающими в состоянии чрезмерной обусловленности верой и религией, почти всегда изобилуют религиозными нарративами (привнесениями и искажениями) осознанного и неосознанного характера.
Данные естественные нарративные привнесения и искажения чаще неосознанного характера и являются главной причиной религиозной схоластики, т.е. упрощения и примитивизации глубокого духовного смысла до уровня нравственной «школы» самого повествователя, который вкладывает в повествование именно тот смысл и нарратив, которого он сам достиг.
А по той причине, что основную массу верующих составляют т.н. «телесные» и «душевные» люди, имеющие т.н. прелестный уровень религиозно-мифологического мышления, степень моральной нарративности или акцента на нравственность, а не на духовность, многих религиозных текстов и повествований весьма высока.
Таким образом, эффект нарративности объясняет механизм естественного искажения и психологической подмены в любой религии глубинных духовных смыслов более поверхностными душевными, моральными и идеологическими.
Это объясняет важность использования в духовно-просветительской работе, прежде всего, духовных первоисточников и святоотеческих трудов, написанных бесстрастными духовными отцами, которые могли контролировать собственную нарративность и закладывать в повествования предельно правильный духовный нарратив, который не искажал духовной сути, а подчёркивал её.
В качестве примера использования нарративности по отношению к тому же Евангелию можно привести толкование притч Иисуса Христа:
Так известная притча «О закваске» может иметь совершенно различное толкование с точки зрения того, кто её толкует- телесный, душевный или духовный человек.
«Иную притчу сказал Он им: Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё.» (Мф. 13:33)
С точки зрения самого примитивного (телесного) материального уровня, данная притча толкуется многими толкователями иудаизма в материальных образах, как…
…«строгое приказание сынам израилевым не допускать в своих домах ничего квасного (бродящего) в продолжение Пасхальной недели; через это им напоминалось, что для правильного празднования Пасхи они должны очистить свои сердца от всякой злобы и порока».
С точки зрения душевного (нравственного) или идейного уровня данная притча толкуется рядом токователей – протестантов, как…
…«проповедь Евангелия неофитами всему миру, которые своими горящими сердцами и словами зажигают сердца всех людей, приобщая к вере христианской, увеличивая тем самым, присутствие Царства Божьего на земле и число спасённых».
С точки зрения духовного (сущностного) уровня понимания данная притча толкуется через…
…«механизм обращения души от мира к Богу через внесение в ум духовных смыслов (логосов), которые подобно «закваске» изменяют всю систему когнитивных связей сознания, открывая душе перспективу вечности».
Как видно из толкований (нарративов), по-своему верны все три толкования, но только духовное толкование отражает предельно точный и самый глубокий духовный смысл притчи, тогда как прочие к нему отчасти приближают, не давая полноты точного смысла.
В современных переводах и толкованиях Евангелия, включая и православные, можно найти множество и отрицательных примеров использования рационального нарратива, который искажает глубинную духовную суть.
Самым ярким примером этому служит повествование и перевод цитаты Христа о сердечной молитве, когда смысл закрытого духовного сердца преподносится толкователями в виде закрытой двери в комнату:
«егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже втайне: и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6, 6)
Синодальный перевод этой цитаты звучит следующим образом:
«Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6;6)
Не сложно понять, что правильный перевод должен был звучать так:
«Ты же, когда молишься, войди в сердце своё и, затворив входы чувств (в безмолвии), помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.» (Мф. 6;6)
Правильное толкование и духовный нарратив этого эпизода можно найти только у святого Григория Паламы:
«Клеть души есть тело; двери наши суть пять чувств телесных. Душа входит в клеть свою, когда ум не блуждает туда и сюда по делам и вещам мирским, но находится внутрь сердца нашего. Чувства наши затворяются и остаются такими, когда мы не даем им прилепляться к внешним чувственным вещам, и ум наш таким образом остается свободным от всякаго пристрастия мирскаго и сокровенною умною молитвою соединяется с Богом Отцом своим.» (Св. Григорий Палама, Добротолюбие, Т. 5, с. 32)
И таких примеров упрощения или подмены духовного нарратива более упрощённым душевным и телесным очень много.
Можно ли в этом отношении рассмотреть уже известное откровение апостола Павла о событиях, произошедших с ним по дороге в Дамаск ? Можно.
Повествование апостола Павла говорит о том, что именно Христос явился ему лично:
«Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.» (Деян. 9; 5)
Как мог измениться смысл, если бы апостол Павел изложил его так:
«Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Дух Святой, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.»
По существу этот нарратив не изменил бы духовной сути повествования для духовно образованных людей, понимающих принцип Бога – Троицы и единосущия Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа, но…
…для душевных и телесных людей, не имеющих представления о природе Бога – Троицы, принципиально важно было именно то, что к апостолу Павлу в виде «осиявшего его света с неба», обратился не Святой Дух в безличностном аспекте, а лично Иисус Христос, как вознесённый Богочеловек и Вторая Ипостась.
Можно ли в этом усматривать элемент духовной нарративности ?
Безусловно, можно, поскольку это не меняет духовной сути, но делает духовную суть более доступной и восприимчивой для конкретного времени, конкретных условий и конкретных людей, которым в данный исторический момент принципиально важно именно личное проявление Бога в образе Христа, который и нисходит к конкретной душе апостола Павла.
Абстрактное схождение Духа без личностного определения (интерпретации апостолом Павлом) в этой связи не имело бы той катехизической силы, которая в то время была важна, что делало бы историю схождения духа понятной только очень узкому кругу духовных людей.
Тем не менее, в любом случае и вне контекста реальных событий, имевших место по дороге в Дамаск, духовный нарратив – это мощнейший инструмент правильного структурирования и отражения духовной сути любых событий, которым должна владеть Церковь.
Вместе с тем, к большому сожалению, в настоящее время духовный нарратив в просветительской и миссионерской деятельности практически не используется из-за отсутствия его бесстрастных носителей и абсолютной доминанты нарратива душевного, как морального (нравственного) и идеологического по сути.
Данное обстоятельство и создаёт большинство смысловых и психологических проблем современного православия, не выдерживающего неизменности уровня духовной акривии (точности) и всё более погружающегося в схоластику и формализм душевной нарративности, столь близкой основной массе верующих.
Из книги “Заметки о христианской психологии”, К.В. Яцкевич 2017 г.
