Удивительный случай внетелесного  опыта и восприятия  души приводит в своей книге “Между жизнью и смертью. Свидетельства с порога вечности”  протоиерей Михаил Овчинников.

Псковская монахиня Антония видела ад и была возвращена Богом на землю

Она увидела свое тело со стороны – лежащим на операционном столе. Вокруг суетились медики. К груди прижали похожий на утюг прибор.- Разряд! – крикнул профессор Псахес.Тело дернулось. Но она не почувствовала боли…Врачи пытались «завести» ее сердце почти полчаса.

Она увидела, как молодой ассистент положил руку на плечо профессору:- Борис Исаакович остановитесь. Пациентка мертва…- Как жаль! – сказал Борис Исаакович. – Такая операция, шесть часов трудились…- Я здесь, доктор! Я живая! – закричала она. Но врачи не слышали ее голоса.

Она попыталась схватить Псахеса за халат, но ткань даже не шевельнулась.Профессор ушел. А она стояла возле операционного стола и смотрела, как завороженная, на свое тело.

Санитарки переложили его на каталку, накрыли простыней…Она шла рядом с каталкой и кричала:- Я не умерла! Я не умерла!

Но никто не слышал ее слов. 

Монахиня Антония вспоминает свою смерть с трепетом:- Господь милостив! Он любит всех нас, даже распоследнего грешника…Антония постоянно перебирает четки. Ее тонкие пальцы дрожат. Между большим и указательным видна старая татуировка – едва заметная буква «А».Матушка Антония перехватывает мой взгляд.

Я смущаюсь, словно подсмотрел что-то запретное.- Это память о тюремном прошлом, — говорит монахиня. – первая буква моего имени. По паспорту я Ангелина. В юности страсть какая бедовая была…- Расскажите!Матушка Антония испытующе глядит на меня. Такое ощущение, что она видит меня насквозь. Минута кажется вечностью.

Вдруг замолчит, вдруг откажет?…Наконец она произносит:

— Расскажу…

— Родилась я в Чистополе. Это маленький городок на Каме, в Татарии. Папа, Василий Рукавишников, ушел на фронт добровольцем. Погиб на Брянщине, в партизанах. Мама, Екатерина, вновь вышла замуж – за старика, он лет на тридцать был старше ее. Я до того возненавидела его, что убежала из дома. Попала в детдом в Казани.

Сказала, что сирота.В конце войны обучили меня вместе с подругами на мотористок и отправили на шахту в Свердловскую область. В первый же день мы бунт устроили – из-за приставаний. Мы малолетки, а шахтеры там ушлые… Ну, я и подбила подруг в Москву бежать, к товарищу Ворошилову.

Жаловаться…… — Утром я, как самая маленькая (на вид мне давали лет двенадцать), пошла на разведку. Выбрала на лавочке дяденьку посолидней, спросила, как Ворошилова найти. Дяденька ответил, что запись на прием ведется в приемной Верховного Совета… Нашли мы эту приемную… За столом толстый начальник сидит.

Глянул на нас строго: «Рассказывайте!»… Такой шум мы устроили, что все сбежались… И тут вижу, как Ворошилов входит… Увел нас с собой… Выслушал и спросил: «Учиться хотите?» — «Да!»… Я выбрала геологический техникум в Кемеровской области… А там беда вышла – с ворьем связалась. По глупости и от голодухи.

Нравилось мне, как они живут… Татуировку сделала… Только погулять долго не получилось: нашу шайку поймали… В тюрьме мне не понравилось.

— Когда вышла на свободу, дала клятву себе: никогда за решетку не попадать. Вышла замуж, уехала в Якутию…Сначала все в семье ладно было, сыночка родила, Сашеньку. Потом муж пить начал… Потом бросил. Горевать не стала – так с ним намучилась! А тут еще болезнь навалилась.

Сначала значения не придала, а потом, как уж прижало (несколько раз сознание средь бела дня теряла), к врачам пошла. Обследовали и нашли опухоль в голове. Отправили срочно в Красноярск, в клинику мединститута. Я плачу: «Спасите! У меня сынок один, еще школьник – круглой сиротой останется!».

Профессор Псахес взялся прооперировать… Знала, что операция опасная, боялась страшно! Тогда про Бога вспомнила. Прежде такой атеисткой была, богохульницей, а тут на ум молитва пришла. Вернее, стишок духовный, которому меня однажды в детстве одна женщина обучила. «Сон Богородицы» называется. Про Иисуса, все его страдания.

Почти все Евангелие в этих стихах пересказано… Повезли меня на операцию, а я дрожу и «Сон Богородицы» шепчу. Дали наркоз, сверлить череп стали… Я боли не чувствую, но все слышу – как с головой моей возятся. Долго оперировали. Потом, как сквозь сон, услышала, как меня по щекам хлопают. «Все, — говорят, — просыпайся!».

Я очнулась от наркоза, дернулась, хотела встать, подняться, тут сердце и остановилось. А меня словно что-то наружу из тела вытолкнуло – из себя, будто из платья, выскользнула…

… Каталку с безжизненным телом отвезли в холодную комнату без окон. Ангелина стояла рядом. Видела, как ее труп переложили на железный топчан. Как стащили с ног бахилы, которые были на ней во время операции. Как привязали клеенчатую бирку. И закрыли дверь.В комнате стало темно. Ангелина удивилась: она видела!

— Справа от моего тела лежала голая женщина с наспех зашитым разрезом на животе, — вспоминает монахиня, — Я поразилась: прежде никогда не знала ее. Но почувствовала, что она мне почти родная. И что я знаю, от чего она умерла – случился заворот кишок. Мне стало страшно в мертвецкой.

Бросилась к двери – и прошла сквозь нее! Вышла на улицу – и остолбенела. Трава, солнце – все исчезло! Бегу вперед, а мне дороги нет. Словно привязана к больнице. Вернулась обратно. Врачей, больных в палатах и коридорах вижу. А они не замечают меня.

Глупая мысль в голову пришла: «Я теперь человек-невидимка!». Смешно самой стало. Стала хохотать, а меня никто не слышит. Попробовала сквозь стену пройти – получилось! Вернулась в мертвецкую. Опять увидела свое тело. Обняла себя, стала тормошить, плакать. А тело не шевелится.

И я зарыдала, как никогда в жизни – ни раньше, ни потом – не рыдала…

— Вдруг рядом со мной, как из воздуха, появились фигуры. Я их для себя назвала – воины. В одежде, как у святого Георгия Победоносца на иконах. Почему-то я знала, что они пришли за мной. Стала отбиваться. Кричу: «Не трогайте, фашисты!». Они властно взяли меня под руки. И внутри меня голос прозвучал: «Сейчас узнаешь, куда попадешь!».

Меня закружило, во мрак окунуло. И такое нахлынуло – страсть! Боль и тоска невозможная. Я ору, ругаюсь всяко, а мне все больнее. Про эти мучения рассказать не могу – слов таких просто нет…
И тут на правое ухо вроде как кто тихонечко шепчет: «Раба Божия Ангелина, перестань ругаться – тебя меньше мучить станут…». Я затихла.

И за спиной словно крылья почувствовала. Полетела куда-то. Вижу: слабенький огонек впереди. Огонечек тоже летит, и я боюсь отстать от него. И чувствую, что справа от меня, как пчелка малая, тоже кто-то летит. Глянула вниз, а там множество мужчин с серыми лицами. Руки вверх тянут, и я их голоса слышу: «Помолись за нас!».

А я перед тем, как умереть, неверующая была. В детстве окрестили, потом в храм не ходила. Выросла в детдоме, тогда нас всех атеистами воспитывали. Только перед операцией про Бога и вспомнила… Той «пчелки» справа не вижу, но чувствую ее. И знаю, что она не злая.

Спрашиваю ее про людей: «Кто это и что это?» И голосок тот же, ласковый, отвечает: «Это тартарары. Твое место там…» Я поняла, что это и есть ад.

— Вдруг я почувствовала себя как на земле. Но все ярче, красивее, цветет как весной. И аромат чудный, все благоухает. Меня еще поразило: одновременно на деревьях и цветы, и плоды – ведь так не бывает. Увидела стол массивный, резной, а за ним трое мужчин с одинаковыми, очень красивыми лицами, как на иконе «Троица». А вокруг много-много людей.

Я стою и не знаю, что делать. Подлетели ко мне те воины, которые в морг приходили, поставили меня на колени. Я наклонилась лицом до самой земли, но воины меня подняли и жестами показали, что так не надо, а нужно, чтобы плечи были прямо, а голову склонить на грудь…И разговор начался с теми, что за столом сидели.

Меня поразило: они знали обо мне все, все мои мысли. Их слова словно сами возникали во мне: «Бедная душа, что же ты столько грехов набрала!» А мне было ужасно стыдно: вдруг ясно вспомнился каждый мой плохой поступок, каждая дурная мысль. Даже те, которые я давно забыла. И мне вдруг себя жалко стало.

Поняла, что не так жила, но не обвиняла никого – сама свою душу сгубила…

— Внезапно я поняла, как надо называть того, кто в середине сидит, сказала: «Господи!». Он отозвался – в душе сразу такое райское блаженство наступило. Господь спросил: «Хочешь на землю?» — «Да, Господи!» — «А посмотри вокруг, как здесь хорошо!» Он руки вверх воздел.

Я посмотрела вокруг – и ну все как засияло, так было необычайно красиво! А внутри меня вдруг случилось то, чего я не испытывала никогда: в сердце вошла бесконечная любовь, радость, счастье – все разом.

И я сказала: «Прости, Господи, я недостойна!» И тут пришла мысль о сыне, и я сказала: «Господи, у меня сын есть, Сашенька, он без меня пропадет! Сама сирота, от тюрьмы не убереглась.

Хочу, чтобы он не пропал!» Господь отвечает: «Ты вернешься, но исправь свою жизнь!» — «Но я не знаю как!» — «Узнаешь. На твоем пути попадутся люди, они подскажут! Молись!» — «Но, как?» — «Сердцем и мыслью!».

— И тут мне будущее открыли: «Выйдешь вновь замуж» — «Кто же меня возьмет такую?» — «Он сам тебя найдет» — «Да не нужен мне муж, я с прежним пьяницей на всю жизнь намучилась!» — «Новый будет добрый человек, но тоже не без греха. С Севера не уезжай, пока сына в армию не проводишь. Потом встретишь его, женишь.

А затем суждено тебе брата найти» — «Неужто он жив? Я с войны о Николае вестей не имею!» — «Инвалид он, на коляске ездит. Найдешь его в Татарии и сама туда с мужем переедешь. Ты брату будешь очень нужна, будешь ухаживать за ним и сама похоронишь его» — «А с сыном все хорошо будет?» — «За него не беспокойся. Он, как станет взрослым, от тебя откажется. Но ты не унывай.

Помни Господа и расскажи людям о том, что видела здесь! И помни – ты обещала исправить свою жизнь!»

— Очнулась я уже в своем теле. Почувствовала, что мне очень холодно: я замерзла сильно. Взмолилась: «Мне холодно!» И голос слышу в правом ухе: «Потерпи, сейчас за тобой придут!» И точно: открывается дверь, входят две женщины с тележкой – хотели анатомировать меня везти. Подошли ко мне, а я простыню сбросила.

Они – в крик и бежать! Профессор Псахес, который меня оперировал, с медиками прибегает. Говорит: «Не должно быть, что жива». Светит какой-то лампочкой в зрачок. А я все вижу, чувствую, а окоченела так, что сказать ничего не могу, только мигнула глазами. Меня привезли в палату, обложили грелками, закутали в одеяла.

Когда согрелась, рассказала о том, что случилось со мной. Борис Исаакович Псахес внимательно выслушал. Сказал, что после моей смерти прошло три дня.
— Еще в больнице, — рассказывает матушка Антония, — я написала о том, что со мной произошло, в журнал «Наука и религия». Не знаю, напечатали ли.

Профессор Псахес назвал мой случай уникальным. Через три месяца выписали…

Опыт внетелесной жизни…

Скачать  книгу М. Овчинникова  в  формате PDF >>>