Сновидения ничем не отличаются от образов бодрствова­ния за исключением того, что они не встречают немедленного корректирования текущим восприятием и впечатлениями. «Действительность» бодрственного сознания есть тот же об­раз, синтезированный из прошлого, что и в сновидении, но который вместе с тем сейчас же испытывает на себе переин­тегрирования вплетающимися в него по его поводу впечатле­ниями новой реальности.

В том случае, когда впечатления новой реальности его не тревожат и не мешают его проведению, они его и не изменя­ют так же, как сновидения. Это касается чисто абстрактных и общих образов, относительно которых возможно ведь от­крытие теории во сне или сформирование музыкальных арий. Это касается и таких проективных образов, которые не подлежат немедленной проверке, а ждут будущего. (Доминанта души. Рыбинск. 2001. с. 290)

Возможно, что иногда во сне человек увидит интегриро­ванно и выпукло то, что бродило в его душе, но было смеше­но с прочими переживаниями и ощущениями, занимавшими его бодрственное сознание! Сон может помогать человеку осознать новое, нарождающееся в его душе. (Доминанта души. Рыбинск. 2001. с. 244)

Мое учение о доминантах в центрально-нервной деятель­ности приносит его в высшие этажи нервной системы, совпа­дает с учением о «психических комплексах» [1]. <…> Здесь доми­нанты связываются и индивидуализируются именно эмотивным тоном, которым предопределяется до известной степени и идейное содержание жизни, и общий склад деятельности при данном одностороннем возбуждении человека.

Доминанты могут продолжать свое влияние на психику и жизнь и тогда, когда они сами спустились ниже порога со­знания. При истерии особенно ярко сказывается вытеснение одного комплекса другим из поля сознания. «Ущемленные комплексы», попросту — заторможенные психофизиологи­ческие содержания, продолжают еще подсознательно дей­ствовать на всю психику и очень патогенны. <…>

По Freud’y, расшифровать подсознательное на кроющие­ся в нем патогенные комплексы возможно лишь при полном отвлечении сознания от внешних впечатлений и при тща­тельном изучении того, как будет заявлять себя при этом подсознательное. <…> Это исполняется лучше всего, ибо се­рьезнее всего, при молитвенном сосредоточении внимания, при молитвенном чтении своей души. Рассматривая себя в зеркале, переводи тайных внутренних врагов своих в свет сознания, вплетай их в его оздоровляющую, регенерирую­щую ткань! (Доминанта. Изд. Питер. Спб. 2002. с. 297-299)

В нормальной нервной системе трудно представить себе вполне бездоминантное состояние. Вероятно, оно было бы более или менее равномерное, очень слабое возбуждение, разлитое более или менее по всем центрам. Из нашего лич­ного опыта более всего к нему приближается, вероятно, со­стояние бессонницы с ее слабо бродящими, неопределенны­ми впечатлениями. (Доминанта. Изд. Питер. Спб. 2002. с. 104)

Безынтегральное и бездоминантное отношение к сре­де переживается нами как бесформенный поток ощу­щений, в котором не разберешь, что тут вносится нашими внутренними процессами, что приходит в самом деле извне. Такое состояние бесформенного душевного переживания бывает в нас, когда мы иногда проснемся темною ночью и прислушиваемся к неясному трепе­танью приходящих впечатлений, как будто совсем но­вых, каких ранее, в шуме дня, мы не замечали. И тут, быть может, реальнее, чем где-либо, улавливается одно невозвратное утекание времени, жизни и бытия!

Парки бабье лепетанье,

Спящей ночи трепетанье,

Жизни мышья беготня…

Что тревожишь ты меня?

Что ты значишь, скучный шепот?

Ты зовешь или пророчишь?

Я понять тебя хочу,

Темный твой язык учу…

(Пушкин. «Бессонница»)

И тут же начинается улавливание известного порядка, смысла, значения в этом темном языке утекающих ощущений! Зерна Истины тут уже есть! (Интуиция совести. Спб. 1996. с. 388)

Опять-таки доминанта — как формообразователь интег­рального образа. Отсутствие доминанты в себе влечет не­способность организовать опыт с различением главного и частей, а стало быть, и неспособность усмотреть в опыте организованное единство. Это и есть закон заслуженного Собеседника. Но анализ и дифференцировка совершенно не­мыслимы без одновременного синтеза. Синтеза и интегриро­вания. Доминанта интегрирует и тем самым ведет к анализу и дифференцировке. (Доминанта души. Рыбинск. 2001. с. 276)

Доминанты, тяжелые и инертные по природе, постепенно замещаются своими кортикальными компонентами, которые могут возобновить соответствующую доминанту целиком, но чаще ограничиваются экономическими эскизами или симво­лами доминант, допускающими гораздо более быстрые пере­живания и подвижные сочетания с другими переживаниями. И вот характерно, что эти кортикальные компоненты доми­нант (чисто внутренних переживаний) будут регистриро­ваться <…> преимущественно по вещным данным внешней среды, — по зрительным, слуховым, обонятельным воспри­ятиям, связавшимися с переживаниями доминант. А ведь кортикальный компонент и есть по преимуществу то, что привязалось к данной доминанте из высших рецепций на расстоянии! (Доминанта души. Рыбинск. 2001. с. 259)

Подсознательное воспринимает более точные отпечатки от действительности, чем высшее сознание, и это оттого, что последнее несравненно активнее несет на себе высшие зада­чи, ему некогда заниматься частностями и деталями, оно ин­терполирует наскоро, дополняя от себя то, что не успело рас­смотреть! <…>

Образы и представления, строящиеся нашим сознанием, оказываются всегда гипотетическими законченностями кус­ков действительности через интерполяцию, гипотетически­ми проектами действительности! Гипотетичность и услов­ность происходят оттого, что они всегда интерполированы самим сознанием, так что в них столько же объективной дей­ствительности, от меня не зависящей, сколько и моей проектирующей и интерполирующей деятельности! Проективный характер происходит оттого, что мои образы и представления всегда имеют практическое значение, — они имеют в виду ту или иную деятельность и воздействие на реальность с моей стороны, то или иное взаимодействие с реальностью. (Доминанта. Изд. Питер. Спб. 2002. с. 295-296)

Из-под порогов суммации, возбуждения и сознания, из сложных глубин подсознательного предопределяется чело­век в своих поступках, переживаниях и восприятиях. Если у него является пожелание овладеть своим поведением, то сначала он должен овладеть теми глубинами подсознатель­ного, т. е. течением физиологических событий в себе, дабы через них овладеть и предопределить затем свое поведение, свои восприятия, свой statement of life [2] в среде. Здесь повсюду требуется большая постепенность подготовки само­воспитания, долгие систематические труды над собою, дабы в урочный час можно было срочно ответить должным реше­нием на очередную задачу. (Заслуженный собеседник. Рыбинск. 1997. с. 238)

Антифизиологическая точка зрения: подсознательное и физиологическое не играет роли, воспитание и переработка его не требуется, — достаточно сразу сообщить абстрактную истину, которая и дает свободу тому, кто ее услышал. (Доминанта души. Рыбинск. 2001. с. 240)

Мудрость нашего «досознательного» — это главная загадка и интерес физиологии. Какое удиви­тельное наследие предков с их страданиями, трудом, исканиями и смертью! И как она обязывает нас, в каче­стве «сознательных» деятелей,— в том, чтобы наше «сознательное» управление этим наследием было до­стойно ее — тою сугубою мудростью, которая не расто­чала бы, а приумножала древнюю мудрость рода для тех, кто будет еще после нас! (Интуиция совести. Спб. 1996. с. 414)

У Гарина, среди его превосходных психологических очерков, описывается процесс созревания идей у натуры «непосредственной и впечатлительной».

«Процесс мышления, результатом которого получа­лось такое с виду неожиданное решение, несомненно, существовал, но происходил, так сказать, без сознатель­ного участия с ее стороны. Факты накоплялись, и, когда их собиралось достаточно для данного вывода,— до­вольно было ничтожного толчка, чтобы запутанное до того времени положение вещей освещалось сразу, с го­товым уже выводом» (Н. Гарин. «Детство Темы»).

Это тип того, как образуются душевные ин­тегралы в подсознательной жизнедеятельности че­ловека… (Интуиция совести. Спб. 1996. с. 354)

Подсознательное воспринимает более точные отпе­чатки от действительности, чем высшее сознание, и это оттого, что последнее несравненно активнее несет на себе высшие задачи, ему некогда заниматься частностя­ми и деталями, оно интерполирует наскоро, дополняя от себя то, что не успело рассмотреть! <…>

Образы и представления, строящиеся нашим созна­нием, оказываются всегда гипотетическими законченно­стями кусков действительности через интерполяцию, гипотетическими проектами действительности! Гипоте­тичность и условность происходят оттого, что они всегда интерполированы самим сознанием, так что в них столь­ко же объективной действительности, от меня не завися­щей, сколько и моей проектирующей и интерполирую­щей деятельности! Проективный характер происходит оттого, что мои образы и представления всегда имеют практическое значение,— они имеют в виду ту или иную деятельность и воздействие на реальность с моей сторо­ны, то или иное взаимодействие с реальностью. (Интуиция совести. Спб. 1996. с. 357)

Творчество возникает в подсознательном. Человек вдруг открывает, что в нем поет мотив, складывается числовой ритм, достигают решения давно назревшие задачи.

Дело «сознания» и волевого «намерения» будет тут лишь в том, чтобы повторить в раздельной и проанали­зированной форме, в шаблоне, то, что было дано явочно в досознательном творчестве. Что творчество не есть дело логического построения, дискурсии, это подчеркну­то было Кантом в том, что был признан примат «слепого синтеза» в организации мысли и сознания и наличие «синтетических суждений» обязательного значения Явочным порядком возникала математика, астрономия, физика — все поле естественной науки. Логическому и систематическому сознанию предстояло учиться у этих явочных фактов, уяснить их возможность и природу и использовать их для своей практики. (Интуиция совести. Спб. 1996. с. 415-416)

Доминанта зацепила за хронотоп, адекватно уловила его содержание в данный момент. И это неудивительно, ибо она — его часть! И тогда получается полная адекватность желаемого и осуществляющегося — то, что мы называем чу­дом, ясновидением, прозрением, пророчеством.

Пока доминанта на своей высоте, хронотоп внутри и хро­нотоп вне некоторое время идут в непосредственном совпаде­нии. И тогда естественно пророческое постижение и прозор­ливость.

Например, известен такой «закон связи», по которому истина предвидится и задается предварительно и задолго 1) до непосредственного соприкосновения с нею; 2) до раз­вертывания ее в исторической картине. Поэтому предваряю­щее высказывание о ней всегда и неизбежно оказывается «убеждением», «уверенностью», «проектом». У участников в процессе развертывания истины это «вера».

Это и есть «интуиция» или «ясновидение реальности»: дискурсивного оправдания истинности нет, а эмпирическое оправдание целиком впереди т. е. для текущего момента требуется решение воли, действие, решимость, «строитель­ство». (Доминанта души. Рыбинск. 2001. с. 269)

«Интуицией» мы называем именно ту, быстро убега­ющую, мысль в ее естественном состоянии, которая пробегает еще до слов. Она всегда в нас первая. Даль­нейший ход нашей работы в том, чтобы воплотить, отпрепарировать эту интуитивную мысль, неизвестно откуда происходящую и куда-то уходящую, почти всег­да мудрую «мудростью кошки»,— в медлительные и инертные символы речи с ее «логикой», «аргумента­цией», «сознательной оценкой». <…>

Но логика и аргументация лишь поспевают вдогонку за интуицией, хотят восстановить, проверить, оправдать ее смысл.

Смысл же и мудрость ее не в логике, не в аргумента­ции, не в дальнейшем ее истолковании, а в той досознательной опытности приметливости, в той игре доминант, которыми наделило нас предание рода! (Интуиция совести. Спб. 1996. с. 414)

Ночь 13/14 ноября. Видал во сне Николая Николаевича Мелентьева, с которым куда-то шел и который так высказы­вался мне в своих вопросах жизни, что открылся мне его светлый, плачущий внутренний человек, это дитя, которого мы всю жизнь хотим всячески скрыть и спрятать в себе; и я глубоко сочувствовал этому внутреннему человеку, потому что мог встать в его положение и понять, как ему было трудно. (Заслуженный собеседник. Рыбинск. 1997. с. 79)

1/2. II. 10. Видел во сне тетю Анну. Она и я спали в нашей комнате, как было в старину до 1890-1 года. Кажется, сначала она сказала, что дом наш пропускает ветер, так что бывает холодно спать с той стороны, откуда дует в этот день ветер…

Вот шли мы по Выгонной улице домой от Александров­ского училища. В том немощеном переходе (второй квартал от Александровского училища), где постоянно стоит грязь, оказалась глубокая топь. Туда забрались и бродили по воде коровы. Дойдя до середины квартала, мы увидали, что идти дальше нельзя, вода была до плеч и волновавшиеся коровы не давали пройти далее. Мы повернули, чтобы обойти кругом с Лесной улицы. В это время одна корова хотела боднуть тетю слева; но обошлось, кажется, благополучно. А я попал на очень глубокое место, вода доходила до горла, крайне стесняла грудь и я двигался ужасно медленно, дивясь сам своей медленности; грудь страшно теснило.

Квартира, на которой приходиться ночевать. Кошки, сначала 4, потом много. Едят какую-то падаль. Потом все это, постепенно, заменяется виноградом и фруктами.

Я в Восломе и в Рыбинском доме. Рано утром куда-то собираюсь, надеваю армяк и зачем-то беру саблю. В комнате холодно и еще темно: чуть светит из восточных стен белый утренний свет. Иду куда-то на Лесную улицу, закутавшись в армяк: там ждут меня люди, с Петей Дмитриевым во главе.

Вижу себя в какой-то уютной квартире, где вспоминает какой-то хороший человек о смерти жены. Вспоминает, как она что-то хотела сказать ему в последние минуты: «Подой­ди, я тебе скажу, я скажу тебе!..» Ее поддерживали 3 жен­щины, сердобольные, незнакомые, — между ними моя тетя. Но женщина не успела сказать, что хотела, повторила совсем ослабевающим тоном: «Скажу-у», — и голова ее повисла. А муж продолжал ходить из угла в угол по комнате.

Старики-монахи на послушании: жалуются, что моло­дежь стали скоро пускать на церковные должности. Нужна суровая и долгая жизнь в труде, чтобы душа стала крепкой, как добрый грунт спокойной плодородной земли. Тогда все эти духовные дары и роды духовной деятельности будут добры, действительно добры для данного человека и его окружающих.

А у молодежи все это ненадежно, все это — случайный закон семени, которое, дав росток, скоро заглохнет …

Какие-то древние виды, потом древний русский, полуска­зочный, город. Потом римский Колизей, в котором я иду по местам зрителей, оглядываясь на арену. Почему-то все тро­гательно до слез… Теплое, грустное чувство… Конец.

9/10 янв. Сон: в Ярославле за всенощной, где-то в монастыре; потом на Волжском откосе, на пристани, с попыткой уехать: не удалось уехать; иду с больными ногами по откосу, по съезду. Встречаю человека, видевшего меня за всенощной в монастыре, — сочувствует моей болезни ног.

Откос ночью; река, как стальная, видна внизу широкой лентой. Стоим на темном, сыром горбыле гористого берега. Под ногами доски и стружки, опилки. Должно быть — лесо­пильня на Волжском берегу. Недалеко сторожка. Какой-то славный знакомый мужик около… Вдруг тревожный, очень громкий звук, — не то пароходный гудок, не то — гудок на сторожевой вышке. Бежим по горе: вдали, на завороте с реки в затон какое-то судно с разгорающимся пламенем на задней части палубы. Другие суда стоят безмолвно. Горящее судно как будто двигается: это небольшой, жалкий пароходик идет в затон, все быстрее и быстрее приближаясь к нам. Наконец, он в нашем траверзе, мчится с необычной быстротой, объя­тый пламенем: каково-то команде и, особенно машинной команде, на нем! Большой казенный пароход, завернувший полным ходом с реки в затон, идет параллельно горящему пароходику, ближе к берегу, как бы стремясь изолировать его от берега. Пока не видно, чтобы действовали брандспой­тами. Горящий отчаянно свистит и начинает заворачивать налево к отмели. Казенный пароход начинает заливать… Потом, как будто, заливаю уже я сам, брандспойтом из моих рук. Пароходик спасен и, кажется все благополучно. Но па­роходик молчалив и пуст. (Заслуженный собеседник. Рыбинск. 1997. c. 116-117)

Примечания

[1] Имеется в виду учение Зигмунда Фрейда. 

[2] Утверждение образа жизни (англ.).