Предлагаем Вашему   вниманию фрагмент из книги святителя Феофана Затворника “Воплощённое домостроительство, опыт христианской  психологии”, в   котором святитель подробно описывает суть психологии  христианского подвижничества через расположение (направленность)  воли, как  основу  противостояния эгоизму (самолюбию).

“Главные расположения воли у христианина суть: самоотвержение и любовь, как ревность о пребывании в сообщении с Богом:

1.   Cамоотвержение  есть отрицание самолюбия (эгоизма).  Оно преследует все, на чем есть печать самости, ненавидит ее и отвращается от всех вещей, питающих ее; ставит ни во что все преимущества временные, телесные, внешние; изъемлет из всех вещей сотворенных свое сердце. В последнем отношении оно состоит, собственно, не в неимении или оставлении вещей, а в изъятии из них сердца, или в таком состоянии, по коему все они считаются как бы чуждыми, сторонними, не занимающими души и не привязывающими к себе; потому оно однозначительно с беспристрастием или бесстрастием, когда сердцу  чуждо все, кроме Бога. 

Будучи по природе своей отвержением самолюбия, оно и плоды приносит или рождает в нас расположения, совершенно противоположные тем, какие производит самость; именно: — вместо гордости у самоотверженного смирение,— такое расположение, по коему он считает себя тварию самою ничтожнейшею, достойною всякого презрения и унижения; приписывая себе одни грехи, все доброе он относит к источнику всякого добра — Богу; он не усвояет себе никаких преимуществ пред другими, а всякого считает высшим себя. Это есть самоуничижение, соединенное с чувством своей бедности и слабости; — вместо корыстности у него не только бескорыстие и нестяжателъностъ, но и чувство странничества. Он ничего не называет своим, а все Божиим, себя же только приставником к имуществу Божию, отчего свободно общится им со всяким неимущим. Все, что есть у него, он считает только врученным ему на время, и дом, и земли, и села. В чувстве сердца он не имеет пребывающего здесь места, а взыскует града грядущего почему все предпосылает в небесное свое отечество; — вместо похотей и утех — самоумерщвление и самоозлобление. Нет скорби, какой бы он не считал себя достойным. Поэтому как живущий в грехе жалеет себя и обходится с собою, как с больным местом; так обратившийся к Богу гневается на себя и готов себя умучить; морит себя голодом, неспанием, трудом; рад, когда оскорбят или нанесут удары, и ненасытим бывает в само- озлоблениях;

2.  Любовь к Богу, или жажда пребывания в общении с Богом, как верховным благом, и успокоение в Нем, или сознание блаженства в Его общении, изливается в сердце обратившегося к Богу Духом Святым и к Богу устремляет все существо его. Сия любовь есть действительное вкушение богоблаженства, а не мысленное или воображаемое. Потому, кто недоумевает, как можно отрешиться от всего, тому надобно сказать: отрешиться от всего тварного, чтоб соединиться с Творцом,— значит переменить благо мнимое на истинное. Любовь есть необходимое дополнение самоотвержения или отрешения от всего. Вкусивший сладкого не хочет горького: и вкусивший Бога не захочет ничего, кроме Него. Следовательно, истинное самоотвержение современно богообщению.

Из сей любви или жажды Божественного, по роду ее, развиваются или водружаются в сердце следующие постоянные расположения, составляющие положительное начало христианской деятельности.

Отсюда само собою видно, что порядок жизни человека-христианина, или образ его деятельности, должен соответствовать сим двум коренным направлениям — самоотвержению и любви. Оно так и есть, по изображению святых.

Так, у христианина всегдашнее имеется:

а) самопротивление и самопринуждение, то есть он постоянно противится себе во зле и наклоняет себя на добро. Возникают худые движения — надобно их прекратить; нужно делать добро, а сердце не лежит — надобно себя к тому склонить. В этом состоит непрерывная борьба человека с самим собою. Постоянным в ней упражнением он наконец образует в себе доброго, охотно действующего человека, погашает зло и преобразует деятельность сил на добро;

б) так как не вдруг истребляется зло, а пребывает еще в человеке обратившемся, то ему заповедуется или свойственна непрерывная бдительность, трезвение, чтоб не пропустить чего, по невниманию, пагубного и не пасть. Он есть страж над самим собою бодренный, такой, который пребывает в беспрерывном ожидании нападения и тотчас мыслию прозорливою видит подступающего врага; 

в) ему свойственно также и постоянное напряжение сил с отгнанием всякого послабления. Нельзя сказать: довольно напряжения; ибо иные, пять-шесть лет проведя покойно, возмущались и падали. Посему истинный христианин всегда только начинает, думает еще, что не трудился, еще стоит в преддверии, не достиг. Мысль о послаблении себе есть самая убийственная. Поэтому велят: определи себя на труды и подвиги до конца жизни.

Очевидно, что сии последние расположения: борьбу, трезвение и напряжение без послабления, как совмещающие в себе самоотвержение и любовь, можно назвать средоточными или первоначальными и потому неточными.  Чрез них развиваются после и расположения, вытекающие из самоотвержения, и расположения, происходящие из любви, а все в совокупности завершаются совершенным самоотвержением и совершенною любовию.

Этим, можно сказать, характеризуется подвижничество, или ему указывается путь истинный и, вместе, истинное значение в жизни христианской.”

(Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, опыт христианской  психологии, с. 407 – 412)