Созерцание

<<< Назад | Далее >>>

Комментарий:  В данном разделе помещены цитаты святых отцов  о созерцании, как  форме  непосредственного (безинтерпретативного)  восприятия  окружающей  действительности, как  способности сверхчувственного  познания не только дискурсивно  (в понятиях и категориях), но интуитивно, через прямое восприятие энергии явления, процесса  или   сущности. 

    Созерцание относится к высшей познавательной способности души, которая  осуществляется  сверхчувственно  и  является  духовным  даром. 

Дар  созерцание  открывается  через  глубокое  очищение  духовного  сердца которому открывается  прямое  «видение»  явлений, процессов  и сущностей  через  призму не внешних  форм, а  первичных  нетварных божественных энергий.

«Созерцание есть ощущение Божественных тайн, сокровенных в вещах и в их причинах» (прп. Исаак Сирин, Слова  подвижнические, 21).

«Мысленное созерцание есть естественное ведение, присоединенное к естественному состоянию; и оно называется естественным светом» (Преп. Исаак Сирин, Слова подвижнические, 186).

«Духовное созерцание действует в нас в области чистоты» (Преп. Исаак Сирин, Слова  подвижнические, 263).

«…Созерцание же есть духовное воззрение ума для того, чтобы постигать, что было и будет, и от всего приходить в изумление» (Преп. Исаак Сирин, 58, 263—264).

«…Сперва должно приобрести любовь, которая есть первоначальное созерцание Святой Троицы; а после того и без даяния, естественно, будет… созерцание духовного» (Преп. Исаак Сирин, 58, 267).

« …Созерцание нового мира духом откровения, которым ум услаждается духовно, есть действие благодати, а не тень ведения…» (прп. Исаак Сирин, 58, 270).

«Деятельность крестная двояка; по двоякости естества и она разделяется на две части. Одна, состоя в терпении плотских скорбей, производимых действованием раздражительной части души, и есть, и называется деятельность. А другая заключается в тонком делании ума и в Божественном размышлении, а также и в пребывании на молитве, и так далее; она совершается вожделевательною частию души и называется созерцанием.» (Преп. Исаак Сирин, 58, Слово 2).

«Иное дело – молитвенное услаждение, а иное – молитвенное созерцание. Последнее в такой мере выше первого, в какой совершенный человек выше несовершенного отрока.»  (Прп. Исаак Сирин, 58, Слово 2).

 «И посему-то после чистой молитвы нет иной молитвы. До сего только предела всякое молитвенное движение и все виды молитвы доводят ум властию свободы. Потому и подвиг в сей молитве. А за сим пределом будет уже изумление, а не молитва, потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание; и не молитвою молится ум. Всякая какого бы то ни было рода совершаемая молитва совершается посредством движений; но как скоро ум входит в духовные движения, не имеет там молитвы. Иное дело – молитва, а иное – созерцание в молитве, хотя молитва и созерцание заимствуют себе начало друг в друге. Молитва есть сеяние, а созерцание – собирание рукоятей, при котором жнущий приводится в изумление неизглаголанным видением, как из малых и голых посеянных им зерен вдруг произросли пред ним такие красивые класы. И он в собственном своем делании  пребывает без всякого движения…» (Прп. Исаак Сирин, Слова подвижнические, Слово 16).

«Умное созерцание, в каком пребывает чин существ небесных, и видение, до пришествия Христа во плоти, не были для них столько доступны, чтобы проникать им в сии тайны. Но когда воплотилось Слово, отверзлась  им дверь  в Иисусе, как говорит Апостол (2Кор.2:12).»  (Прп. Исаак Сирин, Слова подвижнические, Слово 18).

            «Вопрос.  Что такое духовная молитва? и как подвижнику сподобиться ее?

            Ответ.  Душевные движения, за строгую непорочность и чистоту, делаются причастными действенности Святого Духа. И ее сподобляется один из многих тысяч людей, потому что это – тайна будущего состояния и жития. Естество возносится и пребывает недейственным, без всякого движения и памятования о здешнем. Не молитвою молится душа, но чувством ощущает духовные вещи оного века, превышающие понятие человеческое, уразумение которых возможно только силою Святого Духа. А это есть умное созерцание, но не движение и не взыскание  молитвы, хотя от молитвы заимствовало себе начало.»  (Прп. Исаак Сирин, Слова  подвижнические, Слово 18).

«(Созерцание)  иногда дается по благодати за горячность веры, а иногда за делание заповедей и за чистоту» (Прп. Исаак Сирин, Слова подвижнические, 270).

«(Молитвенное созерцание)  бывает следствием истинного безмолвия»(Прп. Исаак Сирин, Слова подвижнические, 408).

«Мысленное созерцание есть естественное ведение, присоединенное к естественному состоянию; и оно называется естественным светом. Святая сила есть дарование солнца рассудительности, поставленного между светом и созерцанием. Природы суть нечто среднее, созерцаемое рассудительными при свете. Страсти суть как бы твердая какая сущность; они занимают средину между светом и созерцанием и препятствуют при созерцании различать разнообразие вещей. Чистота есть прозрачность мысленного воздуха, в недрах которого воспаряет внутреннее наше естество.»(Прп. Исаак Сирин, Слова подвижнические, Слово 43).

«Ум, устремляясь к созерцанию духовных предметов, имеет от того неотступную сладость»(Авва Фалассий, Афонский патерик, 299).

«Если, отсекши на время причины страстей, займемся мы духовными созерцаниями, но не всегда в них будем проводить время, имея это одно себе дело, то легко опять обращаемся на плотские страсти, не получив от того другого плода, кроме простого знания с самомнением, коего конец есть самого познания мало-помалу помрачение и всеконечное ума к предметам вещественным уклонение»  (Преп. Максим Исповедник, Афонский  патерик, 207).

«Как без солнечного света глаз не может воспринимать чувственное, так без духовного света ум человеческий никогда не может воспринять духовного созерцания. Ибо чувственный свет естественно освещает чувство к восприятию видения вещей чувственных; а свет духовный осиявает ум к созерцательному постижению сверхчувственного» (Преп. Максим Исповедник, Афонский патерик, 284).

«Кто хочет узреть оный (Божественный) Свет, тот должен следующее в сердце хранить: (блюстись от) телесных страстей и непотребных скверн, божбы и всякого гнева и возмущения, и рассеяния и памятозлобия — и совершенно людей не судить, а быть в самом помысле и сердце чистейшим от плотских скверн, кротким, смиренным, спокойным, откровенным и чадом мира, воздержным в пище и питии и неослабно заниматься молитвой; началом же и концом во всем этом иметь главу добродетелей — любовь»  (Преп. Симеон Новый Богослов, Слова преп. Симеона Нового Богослова, Вып 2, 279—280).

«Представь в уме своем, что весь этот мир есть мрачная, бессветная темница и что свет нашего солнца есть то же, что свет малого светильника, который слабо освещает всех находящихся в этой темнице, а вне его — Триипостасный Свет, высший всякого света, всякого слова и разума, неизреченный, недомыслимый и неприступный, освещающий все такое, что невидимо, неведомо и неизъяснимо для находящихся в темнице мира сего. (Хотя есть некоторые, которые думают, что понимают то и созерцают, при помощи Божественных Писаний; но есть и такие, и не большая ли часть таких, которые совсем не знают, что кроме этих видимых вещей есть невидимые и непостижимые.) Итак, когда мы со всем рвением, со всею верою и любовию взыщем не того, чтобы увидеть тот Свет, что вне сей темницы мира, и те вещи, что находятся в том Свете и о том мире (ибо никто еще из взыскавших таковое не сподобился и никогда не сподобится узреть то), но взыщем наперед сохранить заповеди Божии, покаяться, сокрушиться и смириться, тогда откроется и для нас как бы малое некое отверстие в этом видимом крове небесном, а через него покажется несколько и невещественный оный и мысленный Свет, сущий превыше небес, который как только увидит душа, вся приходит в восхищение и стоит пораженная видением сего нового и преславного чуда, никогда не виданного ею дотоле; будучи же восхищена на небо, нудится пребыть там, углубляясь мыслью в недомыслимый оный Свет, яко невечерний и непрестающий, и  погружаться в созерцание его день и ночь, и желания уже не имеет опять возвратиться в темницу мира и смотреть на вещи, которые в нем. И вот это-то созерцание, как я сказал, есть созерцание новоначальных, которые недавно вышли на подвиг добродетелей. Но когда человек пребудет долгое время в таком созерцании оного Света, не возвращаясь вспять в мир, тогда отверзается ему небо ли, или око сердца его, то есть ум, — не может он того сказать определенно, — отверзается, говорю, ум ли паче, или небо, — и Свет оный входит входит внутрь души его, Свет пресветлый и предивный, и просвещает его соразмерно с тем, сколько может вмещать его человеческое естество или сколько он того достоин. Если он пребудет в сем Свете, то и Свет сей пребудет в нем, который, будучи просвещаем, он будет узревать и домышлять таинство за таинством и чудо за чудом, восходя от созерцания к созерцанию, что все если бы кто из таковых восхотел описать, недостало бы ни бумаги, ни чернил и времени, думаю, недостало бы изложить все подробно. Истиннее же сказать, как можно описать или пересказать то, чего нельзя выразить словом, как неизреченное и неизглаголанное? Находясь же в сем Свете или, лучше сказать, с сим Светом, он не как в исступлении бывает, но видит, в каком состоянии сам находится и в каком состоянии находятся другие; также он предузнает и предсказывает, что, когда выйдет из этой темницы мира и тела — и особенно по воскресении, — тогда всеконечно увидит и невечерний оный Свет, сколько возможно будет ему увидеть его, и блага, сущие в нем, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2, 9). Но поелику он узрит их так, как они суть уготованы от Бога любящим Его и ими восприняты, то очевидно, что со вступлением во Свет оный мы не лишимся способности познавать и видеть друг друга, но, вкусив осияния оного и созерцания Света оного чистейшего, как Бога будем знать и видеть, так и друг друга, в чистейшем и неизреченном веселии и радовании во веки веков» (Преп. Симеон Новый Богослов, Божественные гимны преподобного Симеона Нового Богослова, 416—418).

«…Не знаю, что больше радует меня, созерцание или услаждение, то есть красота ли и радостотворное блистание чистых лучей солнца, или питие и вкушение вина, которое имею в устах моих. Хочу смотреть на то, то есть на лучи солнца, а меня влечет это, т. е. вино сокрушения, кажущееся сладчайшим; и когда опять обращусь к тому, то есть к Свету Божественной благодати, опять большее ощущаю услаждение от сладости вкушения вина; не насыщаюсь ни зрением тех лучей солнца, не питием сего вина. Когда кажется мне, что насытился питием, тогда красота ниспосылаемых лучей заставляет меня еще больше жаждать, и я оказываюсь опять алчущим и жаждущим; и чем больше усиливаюсь наполнить утробу мою, тем в десять раз больше палим бываю жаждою и вожделением блестящего пития того.

   Таким образом, всякий, судимый этим добрым судом покаяния, не будет уже бояться никакого другого суда или мучения, не будет страшиться и искушений, находящих на него, ибо жаждание его (духовная) не престанет вовек, и питие оное сладкое, светлое и блестящее не пресечется никогда; а эта сладость, подаемая питанием, и это радостотворное блистание, исходящее от солнца, отгоняет от души всякую печаль и делает человека всегда радующимся; и никто не может повредить ему, никто не может воспрепятствовать ему напояться вдоволь от источника спасения. Миродержитель, господствующий над миром злобою своею, властитель земного, начальник тьмы, лукавый диавол, царствующий над всеми водами морскими и играющий миром, как иной играет малою птичкою, держимою в руках, не посмеет и со всем воинством своим, и со всею силою своею приблизиться к нему и прикоснуться даже к пяте ноги его, а не только смело взглянуть на него. Ибо блистание вина и лучи солнца сильно сияют в лице того, кто пьет его, проходят во внутренности его и передаются рукам, ногам и всем членам его, и делают его всего огнем сильным во всех частях его, чтобы опалять врагов, приближающихся к нему. И бывает он любимцем Света, другом Солнца и возлюбленным Ему сыном, в силу чистого и светлого вина того, изливающегося в него подобно лучам солнца и света. Питие сего вина бывает для него питанием и очищением скверны загнивших плотей его, а очищение сие — совершенным здравием; здравие же такое не позволяет ему вкусить другой какой-либо вредной снеди, но производит в нем некое безмерное и теплейшее вожделение пить одно то вино, чтобы питием таким очищать себя паче и паче и тем созидать свое здравие: ибо красота здравия и благодать благообразия, приносимого здравием, не знает насыщения» (Преп. Симеон Новый Богослов, Слова преподобного Симеона Нового Богослова: Вып. 2, 177—178).

«…Пока многими трудами и слезами не обретешь места бесстрастия для изможденной души твоей, и не внидешь в святилище ведения Божия, и через ипостасную Премудрость Его не прозришь разумно в последние концы человеческих дел, и, презрев дольняя, жаждательнейше, подобно еленю, не востечешь на высшие горы созерцания» (Преп. Никита Стифат, Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцев, 88).

«…Чем выше восходит он (человек) на высоту созерцания, тем большую против себя возбуждает зависть губительных бесов, ибо они не могут равнодушно видеть, как человек прелагается в ангельское естество; почему не ленятся тайно пускать на него стрелу самомнения. Если он, уразумев кознь вражию, укроется в крепость смирения, зазрев себя (или в чувстве презрения к себе), то избегает бедственности гордыни и вводится в пристань спасения. Если же нет, то, оставлен будучи помощию свыше, предается в руки духов злобы, требующих его, как своего по духу, на невольное обучение наказательное за то, что произвольно не явил себя обученным и искусным. Эти обучительно-наказательные духи суть духи сластолюбия и плотолюбия, злобы и гнева, кои и смиряют его лютыми нападениями, пока познает свою немощь и, оплакав свое падение, побудит отменить обучительное наказание»  (Преп. Никита Стифат, Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцев,, 136).

«…Человек, пока не совершит всякий труд в деятельных добродетелях, не может достигнуть свободы истинного созерцания»  (Преп. авва Исаия, преп.  Исаак Сирин, Слова подвижнические, 34).

«…Намеревающемуся приступить к созерцанию всего сущего должно очистить себя во всем, быть чистым и нескверным по душе и по телу, омывшим с себя нечистоту соответственно душе и телу, — чтобы могли мы оказаться чистыми перед Тем, Кто видит сокровенное, и чтобы благоприличие в видимом сообразно было внутреннему расположению души»  (Свт. Григорий Нисский, Творения, Ч.1, 312).

«Созерцание… Бога совершается не по видимому и не по слышимому, и никаким из обыкновенных понятий не объемлется; ибо сего око не виде, и ухо не слыша, и это не есть что-либо из входящего обыкновенно на сердце человеку (ср.: 1 Кор. 2, 9). Напротив того, намеревающемуся приступить к уразумению высокого надлежит предочистить нрав свой от всякого чувственного и бессловесного движения, омыв ум от всякого мнения, составляемого по какому-либо предположению, и отлучив себя от привычного собеседования с своею сожительницею, т. е. с чувственностью (она есть как бы супруга и сожительница нашей природы); и когда станет кто чист от всего этого, тогда уже осмеливаться ему приступить к горе’ (ср.: Исх. 19, 10)»  (Свт. Григорий Нисский, Творения, Ч.1, 312).

«Созерцание и ведение обыкновенно бывают путеводителями и виновниками строгой жизни через то, что сердце, ими восхищенное горе, приходит в презрение земных удовольствий и всякой чувственной сласти житейской, как вещей ничтожных.

И обратно, жизнь внимательная, во Христе Иисусе совершаемая, бывает отцом созерцания и ведения и родителем Божественных восхождений и мудрейших  помышлений, сочетавшись с супругою — смирением…»  (Преп. Исихий Иерусалимский, Писание мужей апостольских, 198—199).

«Заслуги всех… добродетелей, хотя сами по себе хороши и ценны, однако же в сравнении со славным созерцанием они затмеваются. Ибо многих святых, занятых упражнением хотя в добрых делах, однако же земных, отвлекают от созерцания высочайшего блага (Бога) и замедляют в стремлении к Богу»  (Преп. авва Феона, Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского. Т. 11, 587).

 «Воздержись от высших созерцаний, если ты не достиг еще крайнего бесстрастия, не гонись за тем, чего догнать нельзя, и не ищи того, что выше сил твоих»  (Преп. Феогност, Афонский  патерик, 378).

«Утверждаем, что есть восемь главных предметов созерцания: первый — Бог, невидимый безначальный и несозданный, причина всего сущего, Троичное Единое и пресущественное Божество; второй — чин и стояние Умных Сил; третий — составление видимых вещей; четвертый — домостроительное снизшествие Слова; пятый — всеобщее Воскресение; шестой — страшное Второе Христово Пришествие; седьмой — вечная мука; восьмой — Царствие Небесное. Четыре первые — прошедшие и совершившиеся, а четыре последние — будущие и еще не проявившиеся, ясно, однако же, созерцаемые и признаваемые стяжавшими благодатию полную чистоту ума. Приступающий же к сему без света благодати да ведает, что он строит фантазии, а не созерцания имеет, мечтательным духом будучи опутываем фантазиями и мечтающий» (Преп. Григорий Синаит, Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцев, 213).

«Ум, очищенный Чашею Христовою, соделывается зрителем духовных видений; он начинает видеть всеобъемлющий, невидимый для плотских умов Промысл Божий… видеть Бога в великих делах Его — в создании и воссоздании мира»  (Свят. Игнатий Брянчанинов, Аскетические  опыты Т.1, 550).

«Должно… видеть и созерцать судьбы Божии оком веры, оком духовного разума и, не дозволяя себе бесплодных суждений по началам человеческим, погружаться благоговейно в священное недоумение, в священный духовный мрак, который вместе и чудный свет, которым закрыт Бог от умственных взоров и человеческих, и ангельских» (Свят. Игнатий Брянчанинов, Аскетические  опыты Т.2, 81—82).

 «Некоторые старцы, достойные духа созерцаний, неоднократно видели покойного отца Филарета Глинского на клиросе с братией. Однажды его ученик, схиархимандрит Илиодор, горя любовью к братиям Глинской обители, которые с ним полагали начало или вместе жили, молился Господу, чтобы открылось ему число спасшихся и спасающихся. Господь, вняв молитве Своего угодника, утешил его видением. Старец Илиодор, стоя в храме, видел, что не только храм, но и алтарь уставлен большими и малыми светильниками: иные из них горели, другие предназначались к горению. Но отцу Илиодору хотелось, естественно, знать участь своего достойного учителя, батюшки игумена Филарета. И Господу угодно было не оставить его в недоумении. Во сне отец Илиодор увидел себя в монастырском соборе, который наполнился монахами, блиставшими небесным светом. Между ними, как солнце среди звезд, стоял отец игумен Филарет. Лицо его было так светло, что от блистания небесной славы на него невозможно было смотреть»  (Жизнь пустынных отцев. Творение пресвитера Руфина, 71).

*  *  *

<<< Назад | Далее >>>